Кейт расстегивает мои штаны, а я приподнимаю свой зад, чтобы ей было удобнее их с меня стянуть. Уже медленнее она спускает с меня боксеры и мой нетерпеливый член выскакивает, чтобы поприветствовать ее.

— И я люблю твой член.

И для пущей убедительности она проводит своим влажным языком вверх и вниз, потом делает круг по головке.

Я смотрю на ее красивое лицо и улыбаюсь.

— А я люблю, когда мой член у тебя во рту.

У нее вибрируют губы, когда она усмехается — и от этого ощущения у меня начинают дрожать ноги. Потом она сосет его от основания до кончика — дразняще. Когда я уже на грани потери своего хренового разума, она открывает рот и мой член скользит в тугую горячую влажность ее рта.

Я откидываю голову назад и рычу.

Она медленно захватывает меня ртом, миллиметр за миллиметром. Это сводит с ума и в тоже время придает фантастические ощущения. Я не могу решить, хочу ли я, чтобы она сосала быстрее и сильнее или растягивала эту блаженную пытку часами. Может днями.

Когда мой член устраивается у горла Кейт, она делает паузу, тихонько дыша.

А я шиплю:

— Черт.

Кейт всегда была искусна в минете. Но в последние годы ее таланты достигли колоссальных масштабов. Она — маэстро, и я — ее первоклассный инструмент. Она практически выработала глотательный рефлекс, и она на самом деле наслаждается тем, что мой член у нее глубоко в горле.

Она как-то сказала мне, что это заставляет ее чувствовать себя властной. Наблюдать за моим лицом, когда она мной так занимается. Видя признаки блаженства, она контролирует — позволяя мне испытывать наслаждение. Это четкое понимание ситуации, потому что в такой момент я в полном подчинении у Кейт.

И это, ребятки, самое лучшее чертово место в доме.

Она сосет меня сильнее, когда ее голова плавно скользит вверх, так что только кончик остается зажатым между ее прекрасных губок. Она снова водит языком по кругу — в этот раз больше давления, меньше дразнения. Потом она быстро начинает двигаться вверх и вниз — действуя решительно — языком, влагой и даже зубами. У нее выпирают щеки, а рука массажирует яички, при этом нежно их сжимая.

Я издаю стоны и ругательства и бормочу ее имя.

Сжимаю ее волосы и направляю ее вверх и вниз вдоль своего члена с достаточной силой, чтобы заставить ее мурчать в знак одобрения.

— Да, малыш, вот так. Чертовски приятно, — задыхаюсь я.

Она сильнее сжимает губы, а головой двигает быстрее.

— Боже, Кейт. Я сейчас кончу.

Рука моя сжимается, и я удерживаю ее на месте, и каждый мускул моего тела сокращается от кричащего наслаждения. Я стискиваю зубы, бедрами подаюсь вперед, и со своими собственными стонами, Кейт восторженно сглатывает все до последней капли.

У меня тяжелое дыхание, когда она дарит мне последнее прикосновение своего языка. Потом она, улыбаясь, встает и забирается ко мне на колени. Мое тело обмякло — полностью, совершенно расслабленно. К черту вино: оральный секс — самый лучший способ снять напряжение после долгого рабочего дня.

Было бы еще лучше, если бы я мог отплатить ей тем же.

Когда я обнимаю Кейт, ставлю еще одну галочку к общему количеству оргазмов, что я ей задолжал. Теперь их… пятнадцать. И я планирую дать их ей все в одну ночь — в ту ночь, когда Роберта даст добро. Не волнуйтесь — слишком много оргазмов не наносит физического вреда, главное не допустить обезвоживания. Я уже спрашивал.

— Думаю, я приму ту ванну, о которой ты говорил, — мурлычет она. — Не хочешь присоединиться?

Провожу рукой по ее лицу.

— Я просто умираю от того, как хочу присоединиться к тебе.

— Чтобы потереть мне спинку?

Провожу губами по ее губам.

— Я хочу помыть тебя во многих местах — в каждом укромном уголке твоего тела.

К сожалению, единственное, что я смогу сегодня сделать — это потереть ей спину и плечи. Но на данный момент этого будет достаточно.

Я поднимаюсь, держа ее на руках, и направляюсь в ванну.

Когда в семье два работающих родителя, это не всегда идеально — расписание не совпадает и стресс, связанный с работой, тоже мешает. Но у нас получается.

Так, на чем мы остановились? До того, как перешли к незапланированной сцене с минетом?

А, точно — я по локти в кошмаре, которым является подгузник Джеймса. Попробуйте дышать через рот — это спасает от вони.

— Боже, малыш… чем ты занимался прошлым вечером? Сбежал из кроватки и съел целый стейк?

Что приводит меня к величайшему изобретению нашего времени. Неет, это не интернет. Или автомобиль. Это не противозачаточные — хотя мне это тоже нравится. Самая лучшая инновация прошлого века — это утилизатор подгузников. Это палочка-выручалочка.

Я бросаю токсичный мяч в священную корзину и быстро закрываю крышку. Потом вытираю его теплой салфеткой и посыпаю детской присыпкой. Потом иду к шкафу, чтобы взять его одежду. Черная рубашка с воротником, джинсы и кроссовки Найк. Одежда красит человека — это относится и к мальчикам. Главное произвести первое впечатление. Если вы на самом деле хотите, чтобы ваш ребенок упал на задницу в песочнице? Наденьте на него бабский свитер. Это будет вам гарантированно. Джеймс классный парень — и я позабочусь о том, чтобы он был одет соответствующе.

После того, как нанес гель на волосы Джеймса и почистил его зубы — призывая на помощь его навыки по плевкам — несу его на кухню, жужжа, будто самолет. Усаживаю его в высокий стульчик, чтобы он не сбежал.

Что теперь? Завтрак? Помните, как я люблю сухие завтраки, да? Здесь все по-прежнему. Lucky Charms для меня, и побольше маршмеллоу.

Но для моего сына? Никаких Lucky Charms.

Те ребята из Клуба «Завтрак» [1] на самом деле знали, о чем говорили. И мы на самом деле превращаемся в наших родителей. И такие фразы, как Посмотрим и А я тебе говорил постоянно звучат в голове и слетают с ваших губ. Это меня беспокоит.

В общем, на завтрак Джеймсу? Органические яблочные дольки и цельнозерновой сухой завтрак «Чириоз» без сахара.

Я знаю, теперь это официально, я ханжа. Но это я переживу. Его вкусовые рецепторы все равно не знают, чего лишаются. А когда узнают, я все равно буду пихать в него ту еду, которой кормлю сейчас. Потому что для него это полезно. И если однажды он решит меня за это ненавидеть? Тоже нормально.

Потому что иногда быть отцом трудно. А если нет? Значит, вы делаете что-то неправильно. Ставлю «Чириоз» на поднос и наполовину пересекаю кухню:

— Эй, Джеймс, готовься.

Он широко открывает рот и держит его открытым. Я беру в руки одно колечко, опускаюсь на одно колено и машу рукой так, словно веду баскетбольный мяч.

— На табло осталось три секунды, Эванс ведет мяч. И он попадает прямо в рот Джеймса.

Бросаю колечко «Чириоз» и оно приземляется прямо во рту у Джеймса.

— И он забивает! Публика сходит с ума!

Джеймс держит обе руки у себя над головой.

— Гол!

Потом я даю ему пять. Видите — я же говорил. Здорово, правда? Я закидываю ложку хлопьев себе в рот и готовлюсь к другому броску. Потом в кухню входит Кейт, печатая что-то на своем телефоне.

Все эти беспокойства по поводу лишнего веса? Все напрасно. Посмотрите на нее — черные штаны для йоги плотно облегают ее бедра, синяя футболка с надписью Penn State подчеркивает ее плоский живот и загорелые руки. Волосы затянуты в хвост, а из макияжа на ее лице лишь блеск для губ с клубничным вкусом.

Шикарна.

Кейт до сих пор обладает простой неприхотливой красотой. Ей не надо прилагать усилий, чтобы выглядеть горячо — она такая сама по себе. Я маневрирую рядом с высоким стульчиком Джеймса и жду, когда Кейт посмотрит на нас.